15 августа 2017

Россияне научились жить в условиях существующего санкционного режима, стоимость которого, по подсчетам президента Владимира Путина, не перевешивает всех преимуществ от сохранения его внешней политики, говорили один за другим американские сенаторы, объясняя необходимость новых санкций в отношении России. Весной 2014 г., после присоединения Крыма к России, США и ЕС ограничили доступ крупнейших российских банков и компаний к западному финансированию и ввели секторальные санкции, запретив передачу технологий и оборудования для ВПК, подсанкционных нефтегазовых компаний («Газпром», «Газпром нефть», «Лукойл», «Роснефть», «Сургутнефтегаз») и для ТЭК Крыма. В ответ Россия в августе 2014 г. ввела эмбарго на поставку продуктов питания из США, ЕС и других стран, вводивших санкции. Закон о новых санкциях, принятый в июле конгрессом США и подписанный 2 августа президентом Дональдом Трампом, ужесточает существующие санкции и распространяет их на транспортные отрасли и нефте- и газопроводы, а также усиливает давление на российских чиновников.

Санкции США очевидно не достигли своих целей и в обозримом будущем на этот эффект рассчитывать не стоит: политического разворота в России не произошло, экономика страны вернулась к росту, отмечает партнер ФБК, директор Института стратегического анализа Игорь Николаев. Почему старые санкции не дали краткосрочного эффекта и чем они грозят в дальнейшем?

Не те ограничения

До сих пор нет твердой уверенности в значительном долгосрочном влиянии санкций на состояние российской экономики: все подсчеты показывают, что российский рынок капитала и промышленность в большей степени зависят от цен на энергоносители, чем от санкций, указывают эксперты Capital Economics. Санкции были введены в I квартале 2014 г., но значительное ухудшение экономической ситуации в России началось спустя год после обвала цен на нефть, приводят они пример.

Capital Economics пыталась дать «очень грубую» оценку прямого ущерба, указывая, что в I квартале 2014 г., после ввода санкций, впервые была сильно нарушена зависимость между ценами на нефть и притоком капитала в Россию: цены менялись незначительно, тогда как отток капитала из страны составил $20 млрд – примерно 1,5% ВВП. Таким же образом ущерб от санкций пытались оценивать российские чиновники.

В количественном выражении ущерб от санкций можно оценить в 1–1,5 процентного пункта ВВП в год, считает Николаев. Эксперты его института делали оценку, основываясь на динамике внешнего корпоративного долга страны. Он, по оценкам ЦБ, снижался с 2014 г., к 1 июня 2017 г. уменьшился почти на 30%.

Помимо анализа корпоративного долга и оттока капитала необходимо обращать внимание на прямые инвестиции, считает ведущий эксперт Центра развития Высшей школы экономики Сергей Пухов. По данным ЦБ, прямые инвестиции начали снижаться в 2014 г., обвалились в 2015 г., но в прошлом возобновили рост. За то, что пока санкции обходятся России достаточно дешево, надо сказать спасибо реформаторам 1990-х, заложившим основы рыночной экономики, способной адаптироваться к меняющимся внешним условиям, продолжает Николаев.

Экономика постепенно адаптируется к санкциям и достаточно сложно отделить их воздействие от влияния других факторов, считает Пухов. По его мнению, негативный эффект – а в основном он заключается в секторальном ограничении инвестиций в ВПК и нефтегазовый сектор – сейчас вряд ли превышает половину процентного пункта ВВП. Компании этих секторов стараются исправить дело, но на это требуется намного больше трех лет.

Нефтяная адаптация

Общение с представителями нефтегазовых компаний показывает, что их компании окончательно адаптировались к существующим макроэкономическим условиям и санкционному режиму: сейчас они больше фокусируются на повышении эффективности и развитии своих ключевых активов в России, чем на попытках международного расширения, отмечали аналитики Renaissance Capital в июньском обзоре.

В отдельных направлениях нефтегазовой отрасли технические санкции имели сильный эффект, рассказывает президент Национальной ассоциации нефтегазового сервиса Виктор Хайков. Например, около 90% ключевых технологий добычи углеводородов на шельфе – иностранные. Так что решение российских нефтегазовых компаний приостановить ряд проектов в этом направлении вызвано в первую очередь технологическими проблемами, а уже потом экономическими причинами, объясняет он. Среди приостановленных эксперты Аналитического центра при правительстве России называют наиболее значительными проекты «Роснефти» и ExxonMobil на арктическом шельфе и Черном море.

На традиционную добычу технологические санкции практически не повлияли, а в сланцевых проектах российские компании сумели частично адаптироваться после выхода иностранных партнеров и подрядчиков и продолжить их реализацию. Например, «Сургутнефтегаз» и «Газпром нефть» продолжают разработку таких месторождений, напоминает Хайков.

Многие иностранные компании тоже приспосабливаются к режиму санкций, они пытаются продолжить делать бизнес вне политики, всеми правдами и неправдами намерены оставаться на российском рынке, говорит президент «Союзнефтегаз-сервиса» Игорь Мельников. Отечественные нефтяные компании, чтобы не вкладывать огромные суммы в разработку своих технологий, согласны на полулегальное использование западных, отмечает он. «По сути, все работают в тени», – говорит Мельников.

В то же время на отечественные нефтесервисные и машиностроительные предприятия санкции повлияли даже положительно, потому что власти и нефтегазовые компании начали более активно заниматься импортозамещением, обращать внимание на российских игроков и разрабатывать меры поддержки их качественного развития, говорит Хайков. Например, с 1 января этого года правительство ввело при закупках госкомпаниями 15%-ный приоритет для российских товаров и услуг, напоминает он. Уже есть конкретные примеры импортозамещения – и по технологиям, и по продукции, продолжает он. Например, по системам телеметрии для наклонного и горизонтального бурения. Но даже при наличии определенных успехов эффективность политики импортозамещения значительно снижается из-за закрытости процесса и отсутствия информации по ее реализации и участию в ней, а также непривлечения к ней многих передовых российских сервисных и производственных компаний, говорит Хайков. Так как традиционной добычи старые санкции не касались, по долям игроков на рынке изменения пока незаметны, признает он. Технологии для бурения и разведки не мясо или сыр, для их импортозамещения нужно лет 5–7, добавляет Мельников. В России даже нет собственного программного обеспечения для суперкомпьютерных вычислений, необходимых для обработки данных геологоразведки, и проблему нужно решать в первую очередь, уверен он.

Как будут работать новые санкции США

Минфин США:
может включить в санкционные списки принадлежащие государству предприятия железнодорожной, транспортной, металлургической и добывающей отраслей
в течение 60 дней с принятия закона обязан выпустить предписание о сокращении максимального срока финансирования российских банков, находящихся под санкциями США, до 14 дней, компаний нефтегазового сектора – до 60 дней (сейчас это 30 дней и 90 дней)
в течение полугода со дня принятия закона может распространить запрет на участие, предоставление технологий и услуг на новые проекты подсанкционных нефтегазовых компаний (глубоководные, на арктическом шельфе и трудноизвлекаемые запасы), в которых им принадлежит более 33% (ранее – более 50%). Санкции распространяются на проекты во всем мире, а не только в России, как было ранее
не более чем через полгода должен представить конгрессменам отчеты о самых заметных политиках и олигархах России с указанием, например, их близости режиму, участия в коррупционных скандалах, сведений о состоянии и источниках дохода их семей

Президент США:
получает право ввести санкции в отношении тех, кто инвестирует в строительство, модернизацию или ремонт экспортных российских трубопроводов или поставляет для этих целей продукцию, информацию или услуги единовременно более чем на $1 млн или на $5 млн в год. Отмечено, что США продолжат противодействовать строительству газопровода «Северный поток – 2»
обязан ввести санкции в отношении людей, которые ведут вредоносную кибердеятельность в интересах правительства России. А также в отношении лиц, уличенных в предоставлении хакерам материальной, финансовой, технологической поддержки, товаров или услуг, в том числе финансовых
получает право вводить санкции в отношении иностранных финансовых институтов, уличенных в предоставлении финансовых услуг компаниям и лицам из санкционных списков
Одна из самых заметных инициатив в области технологического импортозамещения – проект «Газпром нефти» по созданию комплекса отечественных технологий и высокотехнологичного оборудования для разработки запасов баженовской свиты. Он предусматривает реализацию импортозамещающих технологий к 2025 г. Компания оценивала стоимость проекта в 7,5 млрд руб., из которых 90% составят ее собственные средства. Проект был задуман раньше введения санкций и реализуется в плановом режиме, уверяет человек, близкий к «Газпром нефти». В случае успешного внедрения всех созданных технологий целевой уровень добычи «Газпром нефти» из залежей баженовской свиты в 2025 г. может составить около 2,5 млн т в год, сообщала компания.

Оборона от санкций

Для российского ВПК санкции оказались болезненными. Как заявлял в 2014 г. вице-премьер Дмитрий Рогозин, тогда импортные комплектующие – с Украины, из стран ЕС и НАТО – использовались в 640 образцах российского вооружения. По принятой в июле 2014 г. программе импортозамещения замене подлежало примерно 700 образцов комплектующих с Украины и 860 – западных. Процесс замены украинских комплектующих должен был завершиться к 2018 г., а западных – к 2022 г.

Одной из серьезных проблем, повлиявших на сроки российской программы перевооружения, стало прекращение импорта электронной компонентной базы (ЭКБ) для спутников, говорит бывший чиновник Минобороны. При этом радиационно стойкие микросхемы классов space и military западные производители продавали неохотно и до 2014 г. Поэтому вопрос об их замещении стоял и раньше. Сложности с этими комплектующими стали одной из причин переноса на 2–3 года запуска ряда спутников военного и двойного назначения, рассказывает собеседник «Ведомостей». Это наряду с возросшей конкуренцией и рядом неудачных пусков российских ракет-носителей привело к тому, что Россия в 2015–2016 гг. утратила лидерство по числу космических запусков, продолжает он. Ожидается, что к 2021 г. подавляющая часть необходимой ЭКБ для космической промышленности будет производиться в России, кроме того, западные поставки компенсируются за счет азиатских производителей, заключает бывший чиновник.

Второй важной проблемой оказалось прекращение поставок двигательных установок для кораблей и вертолетов с Украины и из Германии. Судовые дизели немецкой компании MTU для кораблей пограничной охраны и корветов для ВМФ удалось заменить на китайские и российские аналоги. Но непоставка украинских газотурбинных двигательных установок (ГТУ) для фрегатов (самых крупных строящихся для российского ВМФ надводных кораблей) привела к тому, что вторую тройку фрегатов проекта 11356 планируется продать в Индию (двигатели приобретут индийцы), а постройка следующих за головным кораблем «Адмирал Горшков» новейших фрегатов проекта 22350 сдвинулась на 2–4 года, рассказал источник в Минобороны. Но импортозамещение идет и здесь: в октябре 2016 г. на НПО «Сатурн» (входит в подконтрольную «Ростеху» ОДК) в Рыбинске был введен в действие комплекс по производству корабельных ГТУ.

Производство двигателей типа ТВ3-117/ВК-2500 для всех основных российских военных вертолетов также замещается – построенный под Петербургом завод компании «Климов» (также входит в ОДК) в 2017 г. выпустит около 150 моторов. Это позволит, по словам источника в «Ростехе», впервые оснастить все передаваемые Вооруженным силам военные вертолеты новыми моторами российского производства. В этой сфере запрет Украины на поставку военных комплектующих России на темпах перевооружения не сказался: в России были запасы двигателей, а кроме того, сотрудничество с украинским предприятием «Мотор сич», производящим эти моторы, продолжалось, говорит менеджер одного из авиапромышленных предприятий.

В целом санкции и вызванная ими программа импортозамещения для оборонной промышленности привела к дополнительным расходам в десятки миллиардов рублей и задержкам в поставках ряда важных образцов военной техники на годы, говорит эксперт Центра анализа стратегий и технологий Константин Макиенко. Однако санкции практически не повлияли на производство вооружений для стратегических ядерных сил – основы военной безопасности страны. Кроме того, они наконец-то заставили перейти от слов к делу – ведь задача переноса производства тех же вертолетных двигателей и ГТУ для кораблей была поставлена правительством еще в 2005 г., после украинской оранжевой революции, однако, кроме горы бумаг, до санкций практически ничего сделано не было, говорит эксперт.

Новые санкции

Адаптация экономики к новому уровню санкций – их ужесточению, распространению на транспортные отрасли и т. д. – будет болезненной, но не критичной: запас прочности еще есть, считает Николаев. Развитие того же энергетического сектора в гораздо большей степени зависит от цен на сырье, а не от доступа к рынкам, объясняет он. Глубина шока будет зависеть от того, как конкретно будут применяться новые санкции. Если их распространят на трубопроводные проекты в таком виде, как прописано в законе, потрясение будет серьезным, предупреждает он.

Новый закон США отчасти смягчил режим санкций, установив, что под него подпадают только новые глубоководные, арктические и сланцевые проекты по добыче нефти, в которых доля российских подсанкционных компаний превышает 33%, отмечает Хайков. Получается, у иностранцев потенциально появляется шанс вернуться в ряд проектов, объясняет он. Однако теперь санкции будут распространяться на проекты не только в России, но и по всему миру.
В законе описаны только общие принципы действия санкций. Теперь власти США будут включать конкретные проекты в санкционный список.

Наиболее болезненная часть новых санкций – удар по российским экспортным энергетическим трубопроводам. Установленный запрет на инвестиции и предоставление любых услуг, оборудования, технологий и информации, относящихся как к строительству новых, так и к расширению и обслуживанию существующих систем, критичен, например, для морских магистральных трубопроводов, где имеющихся российских технологических возможностей на данный момент недостаточно, говорит Хайков.

Самый крупный из таких проектов – строительство газопровода «Северный поток – 2» по дну Балтийского моря мощностью 55 млрд куб. м газа в год. Даже «Газпром» еще до принятия закона о новых санкциях признавал, что они могут замедлить реализацию проекта или даже вовсе торпедировать его. Данное нововведение – метод недобросовестной конкуренции: ограничение доступа более экономически выгодного покупателю трубопроводного российского газа на международные рынки, в основном Европы, считает Хайков. Не зря новые санкции были приняты в штыки Европой. Ведь в отличие от США европейцы не вводили санкций в отношении «Газпрома» и его топ-менеджеров.

Пока не известно, будут ли эти санкции использоваться в полной мере, но опасения инвесторов, безусловно, скажутся на притоке капитала, считает Пухов. Очень многое будет зависеть от позиции ЕС и Китая, основных торговых партнеров России. Страны ЕС все больше и больше недовольны односторонними мерами со стороны США, отмечает Пухов. Для интенсивного роста экономики темпами выше мировых нужны инвестиции (в том числе иностранные) в основные средства, использование новых технологий, в конечном счете рост инвестиционного импорта, в ситуации с ужесточением санкций это маловероятно, объясняет он. Поэтому стагнация или рост в пределах 2% наиболее вероятный сценарий, который прогнозируют многие российские и зарубежные экономисты, заключает он.

«Опыт стран, десятилетиями живущих под санкциями, показал, что санкции не приводят к обрушению экономики. В том же Иране практически все 30 лет санкций были положительные темпы роста ВВП», – приводит пример Николаев. Россия это подтвердила: жить при санкциях можно, развиваться – нельзя, резюмирует Николаев. Страна обречена на постоянную потерю 1–2% ВВП в год, считает он.

В обозримой перспективе наивно рассчитывать на отмену санкций – по крайней мере на горизонте пяти лет. Осознание того, как критично вызванное санкциями отставание в развитии, приходит со временем, так что их влияние на российскую экономику впоследствии будет переоценено, считает эксперт.
Последствия носят долгосрочный характер и будут накапливаться, соглашается Пухов. Причем масштабы импортозамещения от нынешних санкций несопоставимо малы с импортозамещением поле кризиса 1998 г., считает он. «Меня пугает не столько временный разрыв с потенциальным выпуском, вызванный санкциями, сколько постепенная изоляция России от внешнего мира, в первую очередь развитых стран, и скатывание по пути бывшего СССР. Как следствие – потеря конкурентоспособности с вытекающими долгосрочными последствиями и снижением самого потенциала роста экономики. Если мы не растем быстрее многих развитых стран, значит, мы движемся назад относительно них. Возникает отложенный прямой и косвенный негативный эффект, который я даже не берусь оценить. На этом фоне все текущие потери, рост оттока капитала и т. п. покажутся каплей в море», – объясняет он.

Ведомости

Читайте также:

Развитие вопреки санкциям

Комментарии (0)

Добавить комментарий