Президент подписал поправки к закону о банкротстве и в КоАП, которые должны помочь взыскивать долги по налогам с конечных бенефициаров. До недавнего времени многим банкротам удавалось уклониться от выплат по налогам, при этом связанные с ними лица не несут за это материальной ответственности. Замглавы Федеральной налоговой службы (ФНС) Сергей Аракелов в интервью «Известиям» рассказал о том, как налоговая теперь будет работать с банкротами, как многомиллиардные долги компаний покупались за копейки, и о том, что взыскать налоги можно даже из офшоров, а также — об итогах передачи администрирования страховых взносов от ПФР, ФОМСа и ФСС в налоговую инспекцию.
— Ответственность директоров и номинальных владельцев юридических лиц была еще в самой первой редакции Гражданского кодекса. В чем необходимость этих поправок?
— Большая часть дел о банкротствах не давала никакого экономического эффекта. При этом до банкротства бизнес был и были обороты, активы, денежные потоки, а также — лица, которые получали эти доходы. В ситуации полного отсутствия активов в банкротстве право взыскания неполученного долга с контролирующего лица (так называемая субсидиарная ответственность) могло бы стать источником пополнения конкурсной массы. Но раньше мы получали лишь доли процента. Так происходило потому, что вся субсидиарная ответственность сводилась к получению заведомо неисполнимого судебного акта о взыскании задолженности с номинального менеджера бизнеса. Это ситуация, когда истинно виновные лица уходили от ответственности. Главный вопрос — как сделать так, чтобы по долгам отвечал не номинальный руководитель, а тот, кто действительно организовал схему уклонения от долгов, — не решался.
— В чем суть принятых поправок? Что практически они меняют для налоговой, бизнеса и судов?
— Меняется очень многое. Основное — повышение роли суда в сборе доказательств и создание обеспечительных механизмов сохранности активов лиц, злоупотребления которых причинили убытки кредиторам, в том числе опираясь на опыт иностранных правопорядков. Новый закон позволит нам просить суд наложить арест не только на собственное имущество ответчика, но и на активы подконтрольных ему лиц. Раньше этого не было и приходилось ввязываться в постоянную процессуальную «погоню», когда активы каждого следующего должника таяли к моменту, когда мы получали новый исполнительный лист. Кредиторы теперь также смогут инициировать субсидиарную ответственность на любой стадии банкротства. Раньше нужно было дожидаться конкурсного производства — а к этому моменту могло пройти несколько лет, за которые активы бенефициара и доказательства просто исчезали.
Важно, что уточнено и понятие «контролирующие лица» — для исключения возможностей ухода от такого статуса реальных бенефициаров должника, виновных в причинении ущерба кредиторам.
Отмечу также и то, что новые нормы направлены на преодоление практики избегания субсидиарной ответственности за счет ее покупки аффилированными лицами за копейки. У нас были случаи, когда миллиардные долги покупали за сотни или десятки тысяч рублей. Причем внешне всё было законно. Сейчас кредитор сможет, не дожидаясь подобных торгов, перевести на себя право требовать возмещения ущерба от ответчика. Либо — требовать от арбитражного управляющего добиваться исполнения судебного акта через пристава.
— Сколько денег бюджет получал от банкротов раньше, выросли ли эти поступления в этом году и каков потенциал их роста после принятия закона?
— Мы серьезно повысили эффективность банкротства для бюджета. Если в 2015 году мы получали от банкротств около 28 млрд рублей в год, то в 2016 году — уже 64 млрд. При этом только за первое полугодие 2017 года уже есть поступления в размере 42 млрд. По сути, мы из года в год повышаем поступления в полтора-два раза.
Рост — по всем направлениям. У нас в два раза выросли и прямые поступления по долгу, включенному в реестр требований кредиторов. Сумма за последние полгода уже почти сравнялась с суммой, полученной за весь прошлый год.
Мы ожидаем, что новый закон изменит поведение должников и долги будут платиться без банкротства или в принципе не будут формироваться под угрозой личной ответственности. Чем меньше будет уверенности в удачном уходе от долгов, тем больше будет мотивации исполнять обязательства, тем больше будет доверия в бизнесе.
— Какие самые яркие примеры злоупотреблений законом для неуплаты налогов вы можете назвать?
— Чаще всего мы видим, что схемы злоупотреблений процедурами банкротства идут рука об руку с использованием схем занижения налогов. Сферы здесь самые разные. Те, кто не хочет платить налоги, не собираются этого делать вообще — и после выявления неуплаты налоговыми органами тоже. Банкротство или планируется заранее, или проводится уже в ходе налоговой проверки либо после нее.
Основных схем здесь несколько. Организация, которая ведет деятельность с налоговыми рисками, может не иметь активов изначально, используя активы аффилированных лиц, в том числе формально никак не связанных с будущим должником. Материальная выгода от деятельности такой организации выводится бенефициарам многими способами — от разных форм выплаты дивидендов и невозврата валютной выручки до банального обналичивания.
Если у предприятия были активы, то они выводятся на добанкротных стадиях. А если и этого не удалось сделать, активы выводятся уже в процедуре банкротства, используя манипулирование торгами или иные способы. Для того чтобы беспрепятственно реализовывать схемы на стадии банкротства либо защищать от претензий вывод активов или уход бенефициаров от личной ответственности, генерируется так называемая «дружественная» задолженность. Это позволяет за счет фиктивного долга контролировать собрание кредиторов и, соответственно, конкурсного управляющего.
— За счет чего банкрот вообще может платить, если он по определению является неплатежеспособным?
— Мы не ставим знак равенства между теми, кто действительно попал по тем или иным причинам в трудное финансовое положение, и теми, кто осознанно выбирает банкротство для списания долгов. С теми, кто не может расплатиться единовременно, но хочет сохранить бизнес, мы готовы заключать мировые соглашения. И от таких соглашений бюджет сейчас получает в несколько раз больше, чем ранее. За последние полгода поступления составили уже почти 2 млрд против 300 млн за аналогичный период прошлого года. Если же мы видим, что источник погашения был, но он старательно от нас скрывается, выведен или оформлен на других лиц, чтобы за ширмой ограниченной ответственности юридического лица уклониться от уплаты долгов, тогда и вступает в действие доступный нам арсенал противодействия злоупотреблениям — от взыскания с зависимых лиц по Налоговому кодексу, оспаривания сделок и привлечения к субсидиарной ответственности до механизмов уголовного преследования.
— После того как ФНС обратила внимание на эту тему, удалось добиться даже выплат из офшоров. Каков объем таких поступлений?
— На офшорные компании часто выводятся активы должников. У нас уже есть прецеденты ареста офшорных активов лиц, привлекаемых к субсидиарной ответственности. Есть дела, в которых офшорные компании сами стали ответчиками по искам о субсидиарной ответственности и о признании недействительными сделок по выводу денежных средств. После принятия судом к производству наших претензий долги перед государством сразу были погашены, причем напрямую со счетов иностранной организации. По другой ситуации бенефициар организации, задолжавшей крупную сумму в бюджет, стал фигурантом уголовного дела и после предъявления лично к нему гражданского иска и ареста имущества начал погашать долги также с офшорных счетов.
— Что меняет закон для деятельности арбитражных управляющих? Как изменится работа их саморегулируемых организаций (СРО)?
— Основная проблема деятельности арбитражных управляющих — это их независимость от контроля, в том числе от СРО. Механизма независимого назначения таких управляющих до сих пор нет. Они назначаются не потому, что эффективны, а просто по воле лица, первым подавшего заявление о банкротстве. Дожидаться от такого управляющего объективности бессмысленно. Бывали случаи, когда один арбитражный управляющий штрафовался в год по 5–6 раз, но продолжал нарушать закон. По данным статистики ФНС и Росреестра, судебными актами ежегодно устанавливалось около 4–4,5 тыс. нарушений арбитражных управляющих. По данным судов, количество претензий по нарушениям было около 8 тыс. в год.
Если мы хотим, чтобы арбитражный управляющий действительно был независимой фигурой, должна быть система независимого назначения, основанная на учете профессиональности, результативности деятельности арбитражного управляющего, его приверженности соблюдению закона и прав всех лиц, участвующих в деле о банкротстве.
— Передача ФНС полномочий по администрированию взносов во внебюджетные фонды как-то изменила эффективность их взыскания в банкротстве?
— Да, мы сейчас особенно тщательно следим за погашением текущей задолженности по этим видам платежей в банкротстве. Это то, чего мы раньше не могли делать.
За счет адресной работы по противодействию нарушениям очередности гашения этих платежей, выявления нарушений конкурсных управляющих и кредитных организаций сейчас удается добиться погашения задолженности многолетней давности. В первом полугодии 2017 года во внебюджетные фонды от нашего участия в процедурах банкротства поступило на 80% больше платежей, чем за аналогичный период прошлого года.
Повысить мотивацию должников к недопустимости уклонения от исполнения этих обязательств призван и закон о распространении уголовной ответственности на криминальные проявления по уклонению от уплаты страховых взносов. Законодатель вполне объяснимо распространил существующие меры уголовно-правовой защиты налоговых платежей на страховые взносы.
— В чем ФНС видит дальнейшие шаги по взысканию налогов?
— В новом законе впервые на законодательном уровне сделан шаг по противодействию аффилированным должнику лицам, пытавшимся влиять на эффективность привлечения к субсидиарной ответственности за счет размытия реестра требований кредиторов. Есть уже и первые шаги в практике Верховного суда. По сути, общая позиция суда — это недопустимость злоупотреблений за счет искусственного генерирования долга должника перед учредителем за счет мнимых сделок. Исключение таких негативных проявлений позволит повысить погашение задолженности перед добросовестными кредиторами.
Если еще говорить о точках особого приложения наших усилий, то отмечу работу по преодолению практики уклонения от уплаты текущих налоговых платежей в банкротстве. Это те долги, которые возникают от деятельности должника, у которого уже признаны судом признаки банкротства.
Основная задача здесь — также противодействовать злоупотреблениям. Ситуация, когда вместо того, чтобы рассчитываться с долгами, предприятия-банкроты только создают новые, неприемлема, она прямо противоречит и закону, который говорит, что цель процедуры конкурсного производства — расчеты с кредиторами. На практике же мы часто видим, что арбитражный управляющий совместно со связанными лицами, нередко бывшими менеджерами и собственниками, продолжают хозяйственную деятельность должников. Товары и услуги реализуются, выручка формируется, расчеты с поставщиками ведутся, а налоги не выплачиваются. То есть вместо возврата долга в бюджет его размер продолжал увеличиваться.
Способы неуплаты были разные — от маскировки всех расходов, кроме налогов под термином «эксплуатационные», куда ставилось всё — вплоть до перечислений офшорным компаниям за якобы «сырье», до неприкрытых нарушений очередности, когда арбитражный управляющий просто не исчислял налоги или не ставил их в реестр платежных поручений.
Нам удалось получить положительные прецеденты, когда суды прямо сказали — такая ситуация является не чем иным, как схемой уклонения от налогообложения.
— Не ухудшат ли все эти изменения закона и судебной практики положение налогоплательщиков?
— Российская практика развивается в тренде развития мирового права. Вызовы — например, такие как перевод бизнеса или «теневое» управление через номинальных директоров — везде схожи. И мы видим, что пути по борьбе с ними, по которым идем и мы, и иностранные юрисдикции, очень близки. Важно, что всё больше внимания уделяется не формально-юридическому построению цепочек сделок и корпоративных отношений, а реальному содержанию экономических отношений. Так, если мы говорим о субсидиарной ответственности — очевидно, что отвечать за злоупотребления должно не подставное лицо, а тот, кто действительно принимает решения и получает доходы от неисполнения обязательств перед кредиторами. И такой подход не только не ухудшит — он улучшит положение добросовестных налогоплательщиков.
Часть институтов у нас уже есть, но нам необходимо совершенствовать законодательство и правоприменительную практику — законопослушный бизнес должен рассчитывать на то, что он не будет в худшем положении, чем те, кто обходит закон.
Комментарии (0)